– Отлично! – воскликнул Павлов, театрально вскинув руки. – Нам неслыханно повезло, Леонид Павлович! Это изысканная закуска!

– Вам виднее, господин Павлов. Мне не приходилось. Я после службы домой иду. Устаю.

– Вот с этого места жизнь ваша меняется в корне! – водка начала действовать, от чего у молодого человека значительно усилилась громкость голоса и поднялось настроение. – Вам только кажется, что будущее безнадежно.

Дождавшись, пока официант отправился исполнять заказ, Павлов картинно опустил во внутренний карман два пальца и ловко извлек оттуда довольно пухлый конверт.

– Это моя признательность за ваш поступок в кабинете Губонина и аванс за расписку, которую, как мы договорились, я получу по первому же требованию в случае судебного разбирательства. Ведь в ваших силах потерять её в нужный момент?

– Абсолютно так. В моих, – Лузгин демонстративно разделывался с жюльеном, качество которого, несомненно, соответствовало статусу лучшего ресторана Москвы.

– Ну, так вот! Завтра покажете расписку Губонину и потом вернете мне. После этого – вторая часть. Как и обещал – здесь ваше жалование за год, потом – еще за год.

– Откуда вам известно мое жалование? – удивился Лузгин.

– А я справки наводил. Правда, в министерстве вас лично не знают, но с людьми из вашего департамента мой человек знаком. Так что, представление я имею.

«По краю прошёл…» – подумал Лузгин, сосредоточившись на французском блюде, тем более, что Павлов уже откинул все формальности и принялся подливать водку в рюмки собственноручно.

– Знаете ли, это боль моя… Основную и самую щепетильную работу Пётр Ионыч всегда доверяет исключительно мне. Может быть, именно по этой причине в министерство путей сообщения бумаги доставляют другие. Меня туда Губонин никогда не посылает. Не знаю, возможно, опасается, что заберут…

– Скорее всего, Леонид Павлович, ваш патрон, как говорят французы… Мы ведь во французском ресторане, а? – Павлов громко рассмеялся, да так, что на этот звук обернулись несколько посетителей. – Ваш патрон держит вас в темнице потому, что вы владеете конфиденциальной информацией. Его планами, Его мыслями. По моему разумению такой статус стоит больших денег. Гораздо больших. Думаю, я вам это уже доказал.

Конверт, который Павлов всё это время так и продолжал держать двумя пальцами перед собой, словно дразня Лузгина, таки лег перед ним на стол. Аккуратно вытерев руки о белоснежную салфетку, Лузгин проверил содержимое конверта, при этом удовлетворенно кивнув:

– Возможно, эта сумма в некоторой степени компенсирует мои неудобства и поможет развеять мои сомнения.

– Сомнения в чем, мой друг? Я могу вас теперь так величать?

– Все же, столько лет… Верой и правдой…

– И что вы получили в итоге? Выпученные как у рака глаза человека, готового вас кинуть в кипяток с укропом за любую провинность?

– Ну, не преувеличивайте, господин Павлов… Да, Пётр Ионыч – человек, мягко говоря, особенный, руководствуется частенько эмоциями…

– Деньги. Всем правят деньги. Вспомните все свои обиды и накажите его деньгами! Трасса, ведь, и дальше пойдёт. А там и Крым, тоннели… Да мы с вами его разденем, пока он откроет движение. Образуется замечательный триумвират. Мой человек в министерстве путей сообщения, вы – компаньон в логове врага, так сказать, и я, наконец! У меня нет барьеров, я не руководствуюсь предрассудками. Я – человек практики. Нужен туз – будет туз. Я его достану, чего бы это мне ни стоило.

– Извольте, господа! – эмоциональную речь Павлова прервал официант, торжественно доставивший ко столу две хрустальные вазочки, наполненные «Закуской Оливье». Половой тут же сменил опустевший графин на новый, наполнив при этом рюмки собеседников.

– Ваше здоровье! – Павлов, протянув руку, извлек из хрусталя такой милый его сердцу звук и опрокинул рюмку полностью. – Месть – наслаждение духовное. Давайте отвлечемся, и вернемся к наслаждениям для желудка. Тем долее – мы можем себе это позволить.

Лузгин, как подобает человеку его «происхождения», одной салфеткой застелил свои колени, а другую навесил за воротник. Хоть в кармане и лежала приличная сумма, прижимистый клерк Лузгин не мог себе позволить испачкать свой старый, местами уже потертый сюртук, и Павлов, несмотря на хмель в голове для себя это отметил «Ну ничего… Ты только расписку покажи Губонину… там посмотрим, какой ты жадный до денег… Начни тратить, потом привыкнешь, и никуда от меня уже не денешься…»

Будучи в Петербурге, Лузгин слыхивал о чудном блюде, которое подавали в Москве у Люсьена Оливье, однако, никто в столице повторить его так и не смог. При всей нынешней отвратительности ситуации, противности собеседника и убогости той роли, которую приходилось играть капитану, он для себя отметил, что таки нет худа без добра. Закуска Оливье в самом деле была отменна. Её вкус невозможно было ни с чем сравнить.

Наколов серебряной вилкой одну из раковых шеек, венчавших ровным слоем этот кулинарный шедевр, Лузгин, закрыв глаза, наслаждался вкусом бесподобного соуса.

– Я тоже так глаза закрываю, но только потом, когда добираюсь до нижних слоёв… – Павлов действовал приборами, как видавший виды мушкетер шпагами. – Это блюдо именуется закуской, друг мой, потому…

Павлов щелкнул пальцами и указал на пустые рюмки:

– Человек!

Подоспевший официант, заложив левую руку за спину, правой наполнил бокалы и спешно ретировался.

– Говорят, первый раз, когда Оливье подал купцам свою закуску, они просто смешали все в кучу и потом залили это все соусом. С тех пор так и подают. Не по отдельности, – проявил свою информированность Павлов.

– Изысканное блюдо, да… – Лузгин, подняв рюмку за ножку, не стал тянуть руку к своему собеседнику, а лишь немного пригубил, тем более, что Павлов опять выпил свою целиком, уже игнорируя церемонии. Рассмотреть детально ингредиенты, щедро смешанные с кремового цвета соусом не представлялось возможным, поэтому Лузгин полностью доверился своему вкусу. Ощущения, обострившиеся после прохладной смирновки, подсказали капитану, что в состав дивной закуски входит паюсная икра, мясо рябчика, отварной картофель и оливки.

Очевидно, там присутствовало еще что-то, но от скрупулезного анализа блюда капитана отвлек окрик Павлова, имевший отношение явно к кому-то, находившемуся не за столом:

– Думаете, это всё? Нет уж! Всё только начинается, Татьяна Борисовна! Вы еще узнаете кто такой Павлов!

Порядочно захмелев, молодой человек принял вальяжную позу. Взгляд его, затуманенный изрядной порцией алкоголя, плавал в пространстве, но был направлен в зал, за спину Лузгина.

– Она думает, что я её недостоин… Отшила, как будто щенка за ворота выбросила. Так, легко и просто… А я ведь болею, когда её вижу. Чего это её нелёгкая принесла? Где бы мы еще встретились. В Москве. В Петербурге не мог до неё достучаться, так вот же, дела какие… Господь управил.